Неточные совпадения
Самгин через очки взглянул вперед, где
колыхались трехцветные флаги, блестели оклады икон и
воздух над головами людей чертили палки; он заметил, что некоторые из демонстрантов переходят с мостовой на панели. Хлопали створки рам, двери, и сверху, как будто с крыши, суровый голос кричал...
Вид был точно чудесный. Рейн лежал перед нами весь серебряный, между зелеными берегами; в одном месте он горел багряным золотом заката. Приютившийся к берегу городок показывал все свои дома и улицы; широко разбегались холмы и поля. Внизу было хорошо, но наверху еще лучше: меня особенно поразила чистота и глубина неба, сияющая прозрачность
воздуха. Свежий и легкий, он тихо
колыхался и перекатывался волнами, словно и ему было раздольнее на высоте.
И протяжная нота песни о прошлом
колышется, звенит и смолкает в
воздухе, чтобы зазвенеть опять и вызвать из сумрака все новые и новые фигуры.
Каждому тону он давал достаточно времени, и они, один за другим,
колыхаясь, дрожали и замирали в
воздухе.
По этому широкому раздолью тянутся широкие голубые ленты рек, стоят местами дремучие леса,
колышутся буйные нивы, и в
воздухе носится сильный, немножко удушливый запах головастой конопли и пустоцветных замашек.
Окна раскрыты настежь в душистую темноту вечера, и тюлевые занавески слабо
колышутся взад и вперед от незаметного движения
воздуха.
Видит Родион Антоныч, что ходит он по болоту и копает носом вязкую тепловатую тину, и так ему хорошо: в
воздухе парит, над ним густая осока
колышется, всякая болотная мошка гудит-гудит…
Он прошел в столовую. Там уже набралось много народа; почти все места за длинным, покрытым клеенкой столом были заняты. Синий табачный дым
колыхался в
воздухе. Пахло горелым маслом из кухни. Две или три группы офицеров уже начинали выпивать и закусывать. Кое-кто читал газеты. Густой и пестрый шум голосов сливался со стуком ножей, щелканьем бильярдных шаров и хлопаньем кухонной двери. По ногам тянуло холодом из сеней.
Рассвело. Синие, потные лица, глаза умирающие, открытые рты ловят
воздух, вдали гул, а около нас ни звука. Стоящий возле меня, через одного, высокий благообразный старик уже давно не дышал: он задохся молча, умер без звука, и похолодевший труп его
колыхался с нами. Рядом со мной кого-то рвало. Он не мог даже опустить головы.
Разгородили в двух местах забор, поставили в проходе билетные кассы и контроль; полезла публика и сплошь забила пустырь, разгороженный канатами, и «сидячие рублевые места», над которыми
колыхался небольшой серый шар, наполненный гретым
воздухом.
Густые, тёмные ноты басовой партии торжественно
колыхались в
воздухе, поддерживая пение детей; порою выделялись красивые и сильные возгласы тенора, и снова ярко блистали голоса детей, возносясь в сумрак купола, откуда, величественно простирая руки над молящимися, задумчиво смотрел вседержитель в белых одеждах.
Медленно
колыхалось в жарком
воздухе опахало.
Звон якорных цепей, грохот сцеплений вагонов, подвозящих груз, металлический вопль железных листов, откуда-то падающих на камень мостовой, глухой стук дерева, дребезжание извозчичьих телег, свистки пароходов, то пронзительно резкие, то глухо ревущие, крики грузовиков, матросов и таможенных солдат — все эти звуки сливаются в оглушительную музыку трудового дня и, мятежно
колыхаясь, стоят низко в небе над гаванью, — к ним вздымаются с земли всё новые и новые волны звуков — то глухие, рокочущие, они сурово сотрясают всё кругом, то резкие, гремящие, — рвут пыльный знойный
воздух.
День был ясный и тихий. Светило солнце, но мороз крепчал. В вышине то и дело сами собой оседали большие хлопья инея и,
колыхаясь, тихо садились на лед. В
воздухе было что-то бодрящее, возбуждающее, веселое, почти опьяняющее. Лед взвизгивал под коньками и порой звонко, переливчато трескался.
Уже заходило солнце, синяя полоса
колыхалась над лесом и рекою. Из-под ног во все стороны скакали серые сверчки,
воздух гудел от множества мух, слепней и ос. Сочно хрустела трава под ногою, в реке отражались красноватые облака, он сел на песок, под куст, глядя, как, морщась, колеблется вода, убегая вправо от него тёмно-синей полосой, и как, точно на шёлке, блестят на ней струи.
В хозяйском номере горит лампа. На открытом окне сидит поджавши ноги, Алечка и смотрит, как
колышется внизу темная, тяжелая масса воды, освещенной электричеством, как тихо покачивается жидкая, мертвенная зелень тополей вдоль набережной На щеках у нее горят два круглых, ярких, красных пятна, а глаза влажно и устало мерцают. Издалека, с той стороны реки, где сияет огнями кафешантан, красиво плывут в холодеющем
воздухе резвые звуки вальса.
Батальоны брякнули ружьями и замерли. Прозрачно и резко разносясь в
воздухе, раздались звуки встречного марша. Знамя, обернутое сверху кожаным футляром, показалось над рядами, мерно
колыхаясь под звуки музыки. Того, кто его нес, не было видно. Потом оно остановилось, и музыка замолкла.
Вот пробежала молодая девушка, на голове платочек, высокая, белолицая, с слабым румянцем на худощавых щеках… И пелеринка ее простенького люстринового платья
колыхалась по
воздуху.
И сразу стало так хорошо и необыкновенно что уже не захотелось снова открывать глаза, да и не нужно было: исчезли мысли и сомнения и глухая постоянная тревога; тело безвольно и сладко
колыхалось в такт дыханиям вагона, и по лицу нежно струился теплый и осторожный
воздух полей.
Раскаленный
воздух дрожал, и беззвучно, точно готовые потечь, дрожали камни; и дальние ряды людей на завороте, орудия и лошади отделились от земли и беззвучно, студенисто
колыхались — точно не живые люди это шли, а армия бесплотных теней.
За околицей нас снова охватил стоявший повсюду смутный, непрерывный шум весенней жизни. Была уже поздняя ночь, а все кругом жило, пело и любило. Пахло зацветающей рожью. В прозрачно-сумрачном
воздухе,
колыхаясь и обгоняя друг друга, неслись вдали белые пушинки ив и осин, — неслись, неслись без конца, словно желая заполнить своими семенами весь мир.
Топится печка. В ее пасти — куча раскаленных мигающих углей, по ним
колышутся синие огоньки. Алексея нет дома. Я сижу с кочергою перед печкой в его комнате. Мне кажется, в
воздухе слабо еще пахнет угаром и смутный ужас вьется в темноте.
Месяц уже побледнел при наступлении утра и, тусклый, отразившись в воде,
колыхался в ней, как одинокая лодочка. Снежные хлопья налипли на ветвях деревьев, и широкое серебряное поле сквозь чащу леса открывалось взору обширной панорамой. Заря играла уже на востоке бледно-розовыми облаками и снежинки еще кое-где порхали и кружились в
воздухе белыми мотыльками.
Кругом царило торжественное спокойствие, ни один листок не
колыхался и не шелестел, и лишь изредка удары в чугунную доску церковного сторожа гулко отдавались в
воздухе, еще более оттеняя окружающую тишину.
Месяц уже побледнел при наступлении утра и, тусклый, отразившись в воде,
колыхался в ней, как одинокая лодочка. Снежные хлопья налипли на ветвях дерев, и широкое серебряное поле сквозь чащу леса открылось взору обширной панорамой. Заря играла уже на востоке бледно-розовыми облаками, и снежинки еще кое-где порхали и кружились в
воздухе белыми мотыльками.
Заплатин следил за ней глазами. Ее стройная фигура
колыхалась в длинном пальто, которое она надела сверх юбки. Голову она немного откинула назад и правой рукой поводила в
воздухе.
Стояла июньская сибирская ночь,
воздух был свеж, но в нем висела какая-то дымка от испарений земли и тумана, стлавшегося с реки Енисея, и сквозь нее тускло мерцали звезды, рассыпанные по небосклону, и слабо пробивался свет луны, придавая деревьям сада какие-то фантастические очертания. Кругом была невозмутимая тишина, ни один лист на деревьях не
колыхался, и только где-то вдали на берегу реки стрекотал, видимо, одержимый бессонницей кузнечик.
Свидетелем я оказался случайным, ненужным и совершенно слепым, но самый
воздух вокруг меня, в котором двигались, борясь, эти существа,
колыхался так сильно, размахи были так широки и властны, что и меня захватило в круговорот…
Колыхалась машина в высоте, как ладья на волнах воздушного моря; на крутых поворотах она кренилась дико, умножая бешеную скорость падением, оглушала себя рокотом и звоном винта, взвизгами и всплесками рассекаемого
воздуха; разошлись облака, оголив холодеющую лазурь, и солнце одиноко царило.
Стекла были мутны от воды, и призрачной, расплывающейся тенью
колыхалась отяжелевшая береза. В доме еще не топили, жалея дров, и
воздух был сырой, холодный и неприютный, как на дворе.